Документальный фильм «‎Атиркүл в мире настоящих мужчин»: вопрошая и воплощая стереотипы о Центральной Азии

1 марта в Алматы покажут документальный фильм кыргызской режиссерки Жаңыл Жусупжан «‎Атиркүл в мире настоящих мужчин». Организаторками выступили коллектив Women make docs и инициатива по поддержке женского кино в Казахстане QyzQaraz. В преддверии показа докфильма, Альмира Исмаилова, авторка коллектива Women make docs, специально для Art of Her подготовила рецензию на киноленту, в которой размышляет о женских и мужских стереотипах Центральной Азии.

Снегопад. Прекрасный горный пейзаж. Сквозь белоснежный покров проглядывает желтизна травы и чернота камней. С пригорка спускается группа всадников. Их лошади грациозны, под их копытами хлопьями рассыпается во все стороны снег. Эпичная атмосфера как в начале тарантиновской «Омерзительной восьмерки»: Дикий запад в зимнем антураже. Кажется, что вот-вот для пущей эффектности видео будет замедлено. Но это не Тарантино, это документальный фильм Жаңыл Жусупжан «Атиркүл в мире настоящих мужчин».

В самых первых титрах мы читаем, что речь пойдет о героине, женщине Атиркүл, которая страстно любит лошадей. Поэтому среди всадников я невольно угадывала женщину. Я думала: вот из-под шапки выпадет прядь волос или мелькнет цветной платок. Но нет, все всадники мужчины. Впервые мы знакомимся с Атиркүл через ее голос. Она рассказывает историю, как она оказалась одна в диком месте и провела там двое суток. Тогда она поняла, что с природой и с животными не нужно обращаться высокомерно и что нужно быть скромной по отношению к ним. 

Но не такая Атиркүл по отношению к мужчинам. Она врывается в их мир, и, оставаясь женщиной, конкурирует с ними на их поле, преодолевая стереотипы о женщинах в бизнесе или за рулем автомобиля. Патриархальный уклад заставляет женщину саму использовать способы унижения для снижения агрессии в отношении себя. Чтобы не быть еще раз обруганной, Атиркүл вынуждена прикрепить к стеклу своей машины табличку с изображением туфельки, которая означает, что за рулем женщина. Жаңыл иронизирует над «мужскими занятиями», показывая, что вместо реального заработка мужчины в Кыргызстане предпочитают забыться в традиционной игре.

Атиркүл очень деятельна: она хочет дать имена сироте-жеребенку и команде buzkashi, она наставляет племянника выбрать свой путь в качестве участника игр или в качестве скотника, ухаживающего за лошадьми. В этом ее жгучем желании острая боль собственной нереализованности: могла бы она быть женщиной, которая играет в buzkashi? 

Но фильм не только о гендерных ролях. Режиссерка Жаңыл Жусупжан показывает повседневность людей в аулах Кыргызстана, ту самую «непубличную часть дискурса», о которой говорят деколониальные исследователи. Поэтические зарисовки — мальчика, глядящего в смартфон на корпешке в хлеву рядом с лошадьми, мужчин, продолжающих играть в buzkashi даже в помещении, оседлав друг друга и гладя бороды друг друга, упавшую вместе со смеющейся Атиркүл качелю — фокусируют взгляд зрителя на личном восприятии героями окружающей действительности. Мы не слышим вербальные воспоминания Атиркүл, но мы видим корпешки, которые она получила в приданое, когда выходила замуж. И эти наблюдения не столько об этнографии, сколько об «интимной антропологии», если можно так сказать, которая исследует процессы в более широкой сфере, во всех их сложности. Мне кажется, это делает режиссерский подход Жаңыл максимально деколониальным.

Вообще, мы чувствуем, как бывшая метрополия продолжает давить на уже независимый Кыргызстан. Режиссерка говорит об этом тонко: один из мальчиков из команды Атиркүл не может тренироваться, потому что едет на заработки в Россию на токсичное лакокрасочное производство. Это рушит его мечты о выигрыше, мечты Атиркүл о команде, неотвратимо нависает над ними. Они защищаются, превращая сложный разговор в легкое отшучивание, но каждый из них понимает, что колония остается их хозяином и продолжает брать мзду.

История Атиркүл не сваливается в традиционную историю препятствий на пути к победе. Победа в игре не становится финишной точкой фильма. Финал достаточно идиллический. Атиркүл вместе с мужем на жайлоо взбивают в ступе масло, играют на аккордеоне и поют, а потом на фоне красивого заката играют в волейбол. Мне финал показался эскапистским. Я понимаю, почему такая картина была выбрана отборщиками для кинофестиваля IDFA, где Жаңыл впервые за долгое время представляла в конкурсе Центральную Азию. Возможно, во времена, когда в Европе идет война, хочется окунуться в прекрасную восточную пастораль о жайлоо. 

Тут есть несколько ловушек как для автора, так и для международного жюри. Одна из главных ловушек здесь – экзотизация, одним из основных следствий которой является дегуманизация Иного. Препятствия в фильме не ведут к трансформации героя: они подсвечивают суть Атиркүл. Ее образ мы можем угадать в гигантском жеребце с искривленными передними копытами. Он отличный осеменитель, но сам не может участвовать в buzkashi. Воплощенную страсть Атиркүл мы наблюдаем на играх, когда люди и лошади сливаются в одно целое, источая плотный, неистовый, первобытный дух конкуренции, желания победить. И если с позиции режиссера это считывается как органичное действие саморефлексии, то в транслировании международной зрительской аудитории образа женщины через образ коня возможно скрывается подспудное желание закрепить существующие стереотипы о Центральной Азии. 

Ловушка, в которую попадает сама Жаңыл, это ее беспечность в отношении проникновения в нее культуры колонизатора. В финале фильма мы сначала слышим звуки товшуура (калмыцкий музыкальный инструмент, по форме напоминающий казахскую домбру), а  на титрах слышим оригинал русской песни «Ой мороз, мороз». И недоумеваем. В 2023 году эта песня внутри кыргызстанского фильма смотрится не только чужеродно, но и угрожающе. Помимо культурной принадлежности к языку угнетателя, текст песни смыслово отсылает к домостроевской модели позиционирования женщины, когда жена печально ждет дома своего мужа. Это противоречит самой концепции фильма, где деятельный и дерзкий образ Атиркүл противопоставляется образу «настоящих мужчин».