ART DISCOURSE’97 – стратегия осмысления

Специально для Art of Her Юлия Сорокина (PhD, независимый куратор, доцент КазНАИ им. Темирбека Жургенова) публикует серию материалов о Центрально-азиатском современном искусстве в рамках собственной авторской колонки «Братство художников».

Братство – это про кровь. Как в «Книге джунглей» у Киплинга: «Мы с тобой одной крови – ты и я». Или как у Ван Гога – отрезанное ухо. Алматинский художник Сергей Маслов сделал проект с таким названием. Он преподнес коллегам-художникам и кураторам радость совместного делания и рефлексии.

«Те художники, для которых проблема конкуренции не является особенно важной в осуществлении судьбы, всегда мечтали о братстве, в котором тебя могут поддержать и понять в трудную минуту, где ты можешь рассказать свои идеи и быть адекватно понятым», — писал он.

Братство художников – это мечта о кармической связи через кровь искусства. Художники современного искусства Центральной Азии связаны между собой не институциями или официальными структурами стран региона. Отнюдь, они связаны незримыми кровными артериями, плотью того, чем занимаются. Это сообщество напоминает большую семью или племя, или экипаж космической станции, как в незаконченном романе «Звёздные кочевники» того же Сергея Маслова. Как в любом сообществе здесь возникают диалогические тандемы и антагонистические неприятия между членами. Здесь художники живут и работают вместе – ходят в гости, влюбляются, расходятся, предают, обманывают, дерутся, защищают, выручают, перефразируют, умирают, хоронят, рожают, изучают, творят, выставляются, путешествуют. Как правило они делают все это в контексте сообщества, которое и является их единственно верной институцией. Хроника создания сообщества центральноазиатского совриска, его основные акторы и события выходят здесь на первый план.

ART DISCOURSE’97 – стратегия осмысления

В период с середины до конца 1990-х в Алматы созревает ситуация развития разнонаправленных группировок художников современного искусства. Вокруг галереи «KOKSEREK» группируются художники, развивающие коллективный образ художника-варвара-акциониста; вокруг общественного объединения «Вояджер» и её идейного вдохновителя Сергея Маслова группируются художники, так или иначе позиционирующие себя на территории постмодерна и русской текстовой традиции; и, наконец, вокруг возглавляемой Рустамом Хальфиным общественного фонда «Азия Арт» группируются художники, воспринявшие его идею нового евразийского искусства, основанного на практиках так называемого нового номадизма с отсылками к номадологии Делёза и Гваттари.

В сентябре 1997 года три институции современного искусства при поддержке Фонда Сорос-Казахстан, образовали альянс, для проведения общего российско-казахстанского воркшопа по теории и практике современного искусства – «ART DISCOURSE’97». Мероприятие было закрытым, проходило в горах, на территории Большой алматинской обсерватории. Места в воркшопе было ограниченны – в нём принимали участие по нескольку художников от каждой стороны, а также приглашённые гости из Москвы – на тот момент уже достаточно известные деятели международного современного искусства: издатель Московского Художественного Журнала (ХЖ), куратор Виктор Мизиано, редактор ХЖ Ксения Кистяковская, теоретик искусства, философ Евгений Барабанов, искусствовед, арт-критик Людмила Бредихина и художник Олег Кулик. Было решено, что каждая команда подготовит свою проектную программу, демонстрирующую её базовую направленность. Гости из Москвы приготовили лекции и презентации своих проектов и общей ситуации современного искусства в Москве, которая, конечно же, опережала локальную, по институциональному развитию и вовлечённости в международную художественную активность. Мы все читали ХЖ как библию современного искусства, а Олег Кулик, к примеру, в те времена был на пике популярности и нам довелось увидеть его в образе собаки на берегах Большого Алматинского озера.

Я тогда работала в команде Хальфина. Помню, как он собрал нас в сквере на старой площади и долго объяснял, что и как он планирует сделать. Нам не возбранялось предлагать какие-то фишки в общую концепцию проекта, но речь о другой концепции не шла и даже не подразумевалась. Хальфин доминировал, как опытный художник и куратор. Проект его, в противовес названию, был сложным технически, мы возились с глиной и галькой, огромным парашютом, съемкой и монтажом видео и прочими головняками. Именно тогда я услышала в ответ на сетования о проблемах и невозможности их решения: «У тебя должна быть добрая воля – тогда ты можешь сделать всё!».

Ленивый проект

Команда «Азия Арт» (Наталья Мелёхина, Юлия Сорокина, Георгий Трякин-Бухаров и Жанат Баймухамедов) под кураторством Хальфина приготовила инсталляцию «Ленивый проект» и перформанс «В честь всадника. Идеальное седло». Вот фрагмент описания плана инсталляции самим художником:

«Под куполом Тянь-Шаньской обсерватории натянут круглый белый парашют, до него можно дотянуться рукой. На парашют, на самую низкую его точку, проецируется видеосюжет “Тихая жизнь тела”. Вдоль стен расставлены телесные объекты и располагается семиметровая лента “Ленивое кино”. Пол зонирован и разнообразно тактильно освоен: входная зона равномерно покрыта гравием, низкий круглый дощатый стол в центре зала прижат к бетонному основанию телескопа, вокруг стола глиняное полукольцо с отпечатками обнаженных тел, за ним второе мягкое полукольцо из матрасов, накрытых серым войлоком, – зрительная зона. Остальной пол засыпан песком с вкраплениями групп камней и степной сухой травы». 

Собственно, видео-объект должен был стать центральной точкой восприятия главной идеи «Ленивого проекта» – особая, номадическая точка зрения с пола, с земли, лёжа. Лежа на кошме, зритель мог увидеть под куполом обсерватории второй купол – колышущийся парашют, на котором проецировалось видео «Тихая жизнь тела». При этом зрителей угощали типичными для номадического пространства баурсаками, хворостом, чаем в чашах-пиалах.

В тот же день коллегиальному собранию был представлен перформанс «В честь всадника», или «Идеальное седло». Перформанс заключался в креативном действии, напоминающем обряд некоей инициации. Обнажённый наездник (Жанат Баймухамедов), выводил своего скакуна, затем художник выкладывал на круп лошади приготовленный замес глины, после чего всадник вскакивал в седло, образуя, таким образом, глиняный слепок в форме седла, с деталями человеческого тела.

 «“Идеальное седло” с его естественностью и нерукотворностью сродни созданиям природы, оно отсылает нас к Хирону, одному из архаических божеств – кентавру, чьё имя указывает на искусные руки (cheir – рука, греч.), таким образом, нерукотворность и божественные руки синонимичны», – писал Хальфин.

Несмотря на приложенные усилия и крепкую концепцию, в проекте Хальфина всё было серьезно-тяжеловесно и не было той чистоты и ясности, которая отличала позиции других участников.

Хакуна матата

Команда «Вояджера» была представлена проектами Елены и Виктора Воробьёвых и Сергея Маслова (при участии Ирины Юферовой – директора галереи). Вояджер выступал штабом организации проекта – здесь собирались и горячо обсуждали что и как будет происходить, спорили кого нужно пригласить, придумывали смешные трюки для встречи гостей, вообще много смеялись. Хозяйка Ирина Петровна Юферова, или попросту Петровна, отличалась яркой харизмой и увлеченностью искусством, при том, что могла по полной программе наехать на человека, говорившего, по ее мнению глупости, что служило барометром при проверке идеи. Наверное, характер нашего пребывания здесь можно объяснить тем фактом, что «Вояджер» располагался в помещении бывшего дворового клуба, которое Петровне удалось технично приватизировать в перестроечные времена. Формат галереи-клуба предопределил способ здешнего существования. Хозяйка и посетители коротко провозглашали его популярным мотто из вышедшего в 1995 мультфильма «Король-лев»: «хакуна-матата» (что в переводе с языка суахили значит «нет проблем») – беспроблемная философия в условиях проблемных 90-х.

Именно в рамках этого семинара Маслов провел проект «Братство художников» с участием всех приглашенных гостей. Он подал от имени московских товарищей объявления о знакомствах в газету «Караван» и получил множество писем от читателей, жаждущих познакомиться с интересными людьми. Письма развесили в комнатах гостей, и они хохотали и плакали, когда читали эти искренние предложения любви народа. Некоторые художники возмущались и обвиняли Маслова в подлоге, но его проект состоялся и имел успех. Маслов правда хотел еще сразу после самолета посадить москвичей в зиндан, а через пару дней перевести в отель, для достижения катарсиса, но против этой части были все, кроме автора, и она осталась рисунком на бумаге.

А еще Маслов повел нас, всех желающих, в ночное приключение – хэппенинг «Рисунки для демиурга». Он собрал человек 20 художников, дал нам в руки фонарики и раскрасив лицо псевдоритуальными узорами повел по намеченному маршруту, как бы вычерчивая светом фонарей рисунок для высшей силы. Маслов, как всегда, написал одновременно пафосный и саркастичный текст к действу:

«Я разгадал сущность и смысл человеческой жизни. Она знак, иероглиф непостижимого текста. Я нарисую светом символ этого знака. Для понимающего будет достаточно. <…> Для тех, кто пойдет на это страшное таинственное и романтическое приключение типа нашей жизни, повороты судьбы будут казаться случайными, а смысл и финал они не поймут. И не стоит говорить им правды. Познание увеличивает скорбь…».

Воробьевы интегрировали в программу семинара свои «Окаменелости». Они придумали и сделали символические объекты современной цивилизации в виде окаменевших артефактов с металлическими деталями. Чайники, мобильный телефон, утюг и тому подобные блага современности были расставлены среди скальных камней как намёки на некую потерянную цивилизацию. Инсталляция называлась «Здесь были» и послужила «пробным камнем» для множества выставок с участием окаменелостей художников. 

Кроме того, по возвращении в Алматы Воробьёвы представили нам еще один проект, ставший впоследствии знаменитым. Инсталляция из огромных восковых свечей в форме античных фигур – головы Венеры, глаза Давида, ноги Дискобола, фигуры Венеры Милосской была расставлена в сумерках на площади перед Атакентом. Когда стемнело и свечи зажгли, зрители кинулись «спасать» классическую красоту, тушили свечи, пытались остановить оплавление. Это выглядело так красиво, смешно и печально, хотя таило в себе ясное послание художников о состоянии культуры и взаимоотношениях с ней человечества. Акция называлась «Прощание классики с народом» и позже была приглашена в программу Стамбульской биеннале современного искусства в 1999, где и состоялась на знаменитой улице Истикляль.

Набеги вандалов

Галерея «KOKSEREK» слыла в алматинском бомонде провокативно-радикальной. И действительно – они провозглашали позицию художника-варвара. Один из лидеров группы Канат Ибрагимов писал в манифесте: «это не экскурсия и не прогулка – это набег. <…> Место воина теперь занял художник. Я пришёл к вам со своими идолами и текеметами, со своими знаками». Ибрагимов уже делал яркие перформансы в галерее Гельмана в Москве, где прибивал гвоздями к символическим воротам тушку петуха, убитую здесь же и собственноручно распиленную надвое по типу двуглавого орла… Другой лидер группы Ербосын Мельдибеков делал выразительные скульптуры-инсталляции из разных материалов, говорившие сами за себя по Маклюэну, утверждавшему: «Медиум – это месседж». Ибрагимов и Мельдибеков тогда часто работали в тандеме, поддерживая друг друга.

Мельдибеков инсталлировал в величественную панораму Большого Алматинского озера группу балбалов из типичных для нашего региона материалов – деревянных столбов, саманной глины и кишок баранов. Балбалы с мясными вкраплениями привлекли местных пастушьих собак, которые пытались выгрызть символические кишки из скульптурной плоти. Ландшафтная инсталляция превратилась в акцию и точно соответствовала названию «Символ плодородия или набеги вандалов». Неподалеку расположилась вторая ландшафтная инсталляция «Стена – окно» – большой деревянный щит со смотровым отверстием, дававшим вид на озеро и крестовину телеграфного столба. Щит был также обмазан саманной глиной с вкраплениями бараньих голов, торчавших словно защитные надолбы. Инсталляции буквально звучали и точно отсылали к автохтонным архетипам, одновременно будучи предельно актуальными, транслирующими особую локальную идентичность.

Группа в составе Каната Ибрагимова, Ербосына Мельдибекова и Влада Гоняева представила перформанс «Neue kasachische Kunst». Название недвусмысленно намекало на художественный привет венским акционистам и Херману Ничшу. В конференц-зале обсерватории на расстеленной кошме Мельдибеков забил барана, сцедив кровь в пиалу. Ибрагимов выпил кровь из пиалы, стоя на обнаженном Гоняеве. Перформанс был выполнен по всем канонам жанра и все же носил четко артикулированную окраску локальной, отличной от европейской идентичности. Это был ремейк акции группы, проходившей в Москве 4 марта 1997 года. Тогда в Доме художника на ярмарке «Арт-Москва» события развивались почти также, но добавился спонтанный момент драки с группой «зеленых» из Германии, пытавшихся отбить барана у «варваров».

В последний вечер семинара группа «KOKSEREK» приготовила своеобразный сюрприз всем участникам. Сначала был сварен огромный казан плова с пахучими местными приправами. В сумерках расположившись вокруг костра гости наелись от души и приготовились наблюдать за последней акцией «Оргиастические камлания». Для акции была создана мизансцена – вырыто ритуальное углубление в земле, вокруг него вкопаны деревянные столбы, между которых сначала медленно, постепенно ускоряясь бродил Ибрагимов и к его призыву присоединились другие художники. Вдруг Ибрагимов сбросил одежду, обнажились и остальные и началось реальное камлание с плясками и криками. Мужчины камлали, а женщины вокруг костра смеялись, удивленные и восторженные. Что это было? Братство художников, эйфория творчества или специи в плове – сейчас уже не разберешь. 

Только на следующий день на конференции в ГМИ РК им. А. Кастеева народ слушал докладчиков, расслабленно полулёжа в креслах. Кистяковская возмущалась в кулуарах, что никого не предупредили, Барабанов восхищенно говорил всем: «Ребята, я никогда не был так счастлив», а злопыхатели шептались что вот, мол, это современное искусство не интересно даже самим адептам, они засыпают. И еще долго, встретив москвича, можно было услышать вопрос: «А правда, что вы ели плов с анашой?». Провокативный акт прямого действия стал легендой.

Результатом «Арт-Дискурса’97» было глубоко отрефлексированное понимание сообществом совриска Алматы своего места в общем мировом движении Cоntemporary art. Материалы семинара были собраны в увесистый каталог, ставший библиографической редкостью. Казалось, что мы провели вместе месяц, а не пять дней. Что-то неуловимо изменилось, будто сдвинулись тектонические глыбы внутри нашего братства. Хотя вездесущий Хальфин долго ворчал, что казахстанскому искусству всё-таки следует искать пути своего, особого развития, на политической базе евразийских, номадических ценностей. Его пугала возможность лёгкого попадания в мейнстрим. 

Продолжение следует…